tarapulka:

To серый кот:

Я интересуюсь отдыхом и замками… Может что-нибудь посоветуешь?

Отдых — поятие растяжимое… только свободное время не растянешь:)))

По замкам-крепостям Буды, Эстергома и Вишеграда наверное уже ничего для тебя нового? По остальным буду готов прочитать лекцию в среду ночью......

А ккакой еще отдых? Я обожаю пеший туризм, альпинизм, парашютный спорт… водила начинающий, Ж но погонять уже люблю:))) А ты?

Алla:

:)))

Перепутала. В 12-ти стульях вот эти были:

«Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд вынуждены были все впятером довольствоваться только двумя стульями.»

Особой роли не играет...

Кукушкинд:

Алla:

Кукушкинд, а я не заметила у него негатива. Почему??

Ещё чего не хватало...

Конечно есть склочные и сварливые с массой недостатков, но унижать это противно и не делает честь человеку.

Я в общем...

Без частного,

Алla:

Кукушкинд, это из 12 стульев?? Залкин, Малкин и Кукушкинд???

Да что вы говорите? Берлага? Ведь он же нормальнейший

человек!

— До вчерашнего дня был нормальнейший, а с сегодняшнего

дня стал ненормальнейшим, — вступил в разговор Борисохлебский.

— Это факт. Мне звонил его шурин. У Берлаги серьезнейшее

психическое заболевание, расстройство пяточного нерва.

— Надо только удивляться, что у нас у всех нет еще

расстройства этого нерва, — зловеще заметил старик Кукушкинд ,

глядя на сослуживцев сквозь овальные никелированные очки.

— Не каркайте, — сказала Чеважевская. — Вечно он тоску

наводит.

— Все-таки жалко Берлагу, — отозвался Дрейфус,

повернувшись на своем винтовом табурете лицом к обществу.

Общество молчаливо согласилось с Дрейфусом. Один только

Лапидус-младший загадочно усмехнулся. Разговор перешел на тему

о поведении душевнобольных; заговорили о маньяках, рассказано

было несколько историй про знаменитых сумасшедших.

— Вот у меня, — воскликнул Сахарков, — был сумасшедший

дядя, который воображал себя одновременно Авраамом, Исааком и

Иаковом! Представляете себе, какой шум он поднимал!

— Надо только удивляться, — жестяным голосом сказал

старик Кукушкинд, неторопливо протирая очки полой пиджака, --

надо только удивляться, что мы все еще не вообразили себя

Авраамом, — старик засопел. — Исааком...

— И Иаковом? — насмешливо спросил Сахарков.

— Да! И Яковом! — внезапно завизжал Кукушкинд. — И

Яковом! Именно Яковом. Живешь в такое нервное время… Вот

когда я работал в банкирской конторе «Сикоморский и Цесаревич»,

тогда не было никакой чистки.

При слове «чистка» Лапидус-младший встрепенулся, взял

Корейко об руку и увел его к громадному окну, на котором

разноцветными стеклышками были выложены два готических рыцаря.

— Самого интересного про Берлагу вы еще не знаете, -

зашептал он. — Берлага здоров, как бык.

— Как? Значит, он не в сумасшедшем доме?

— Нет, в сумасшедшем. Лапидус тонко улыбнулся.

— В этом весь трюк: Он просто испугался чистки и решил

пересидеть тревожное время. Притворился сумасшедшим. Сейчас он,

наверно, рычит и хохочет. Вот ловкач! Даже завидно!

— У него, что же, родители не в порядке? Торговцы? Чуждый

элемент?

— Да и родители не в порядке и сам он, между нами говоря,

имел аптеку. Кто же мог знать, что будет революция? Люди

устраивались, как могли, кто имел аптеку, а кто даже фабрику. Я

лично не вижу в этом ничего плохого. Кто мог знать?

— Надо было знать, — холодно сказал Корейко.

— Вот я и говорю, — быстро подхватил Лапидус, — таким не

место в советском учреждении.

И, посмотрев на Корейко расширенными глазами, он удалился

к своему столу.

Зал уже наполнился служащими, из ящиков были вынуты

эластичные металлические линейки, отсвечивающие селедочным

серебром, счеты с пальмовыми косточками, толстые книги,

разграфленные розовыми и голубыми линиями, и множество прочей

мелкой и крупной канцелярской утвари. Тезоименицкий сорвал с

календаря вчерашний листок, — начался новый день, и кто-то из

служащих уже впился молодыми зубами в длинный бутерброд с

бараньим паштетом.

Уселся за свой стол и Корейко. Утвердив загорелые локти на

письменном столе, он принялся вносить записи в контокоррентную

книгу.

Александр Иванович Корейко, один из ничтожнейших служащих

«Геркулеса», был человек в последнем приступе молодости — ему

было тридцать восемь лет. На красном сургучном лице сидели

желтые пшеничные брови и белые глаза. Английские усики цветом

тоже походили на созревший злак. Лицо его казалось бы совсем

молодым, если бы не грубые ефрейторские складки, пересекавшие

щеки и шею. На службе Александр Иванович вел себя как

сверхсрочный солдат: не рассуждал, был исполнителен,

трудолюбив, искателен и туповат.

— Робкий он какой-то, — говорил о нем начальник финсчета,

— какой-то уж слишком приниженный, преданный какой-то

чересчур. Только объявят подписку на заем, как он уже лезет со

своим месячным окладом. Первым подписывается

Алla:

Кукушкинд, а я не заметила у него негатива. Почему??

Ещё чего не хватало...

Конечно есть склочные и сварливые с массой недостатков, но унижать это противно и не делает честь человеку.

Кукушкинд, а я не заметила у него негатива. Почему??

Рабинович а почему у тебя такой негатив на женский пол. Тебя что мама в детском возрасте порола а не папа?

Алекс, ну я рада. Мы с тобой наконец-то выучили слово закоулки.

Ты хочешь предложить мне 5-звездочный отель накройняк?? :))

У нас ХОХЛЫ за хохлов не обижаются...

Потому что мозгом думают на что обижаться а на что нет.

Рабинович перестань называть всех русскими...

Если человек пишет и читает по русски будь он трижды кандидат русского языка это ещё не значит что он русский, просто это его ремесло которому он учился.